- Барин... а... барин... ба... батюшка-барин!..
Кот смотрит и облизывается...
- Ты что это, Петр Кирилыч... спятил, что ли? - вдруг услышал Петр Кирилыч веселый баринов смех: сидит барин в том же самом кресле за столом, и кот к нему на коленки забрался, свернулся комочком и, зажмуривши пушистые глазки, тихонько под его рукой замурлыкал...
- Ох, барин! Вы бы меня так не пугали!..
- Да чего же ты, дурья голова, испугался?..
- Да вас, милый барин... то есть как это... кота!.. Я говорю-де ему: "Барин ты, барин", а он прыг на стол - и ко мне за всё почтение!..
- Ну, вот видишь: это оттого, что плохо наше условие с самого начала помнишь!.. Я же тебе говорил, что у меня в услужении удивляться нечему, а тут и удивительного-то ничего нет, а ты уж... того!..
- Как же, барин, не удивительно?.. То есть вы, то нет вас, а вместо вас... кот лежит, на вас очень похожий!..
Барин так и закатился и за впалый живот ручкой ухватил:
- Я, Петр Кирилыч, сходил: разлюли-малинку щипнул... знаешь, они, то есть бабы, какие: на нее долго не поглядишь да ручкой не погладишь, так она и совсем с глаз пропадет...
- Да кот-то, барин?..
- Напрасно ты и на кота, у него кличка такая: барин!.. он дрессированный: такие штуки откалывать может, что только на-а!.. Хочешь посмотреть?..
- Нет уж, барин, лучше не надо... он меня и так перепугал до смерти...
- Ну так и быть по-твоему... дык что же на столе-то у тебя ничего нету... экий ты, братец!..
- Что вы, барин, разве я посмел бы своими руками!..
- Да это у меня и не нужно... только хлопни три раза, и всё само будет!..
- Я уж пытал хлопать: что-то мало выходит!..
- А... а... а,- протянул барин,- это моя прислуга тебя еще хорошо не разглядела...
И сам барин громко хлопнул три раза в ладоши.
Вздрогнул Петр Кирилыч от этих хлопков и словно прирос к венскому стулу: от этих барских хлопков пошел звон и беготня по всему дому, зашелестели мягкие, мало похожие на человечьи, шаги по всей комнате, зашушукалось внятно в углах и за тяжелой портьерой за дверью, скоро зеркальные створки у посудного шкафа раскрылись, и разных родов рюмочки и граненые хрустальные стакашки жалобно зазвенели в невидимых руках, и застукали фаянсовыми краями тарелки и блюда, и дорогие вазы, как крошечные диковинные корабли, сами поплыли с полок на стол.
Вмиг перед самым носом у Петра Кирилыча развернулась белоснежная скатерть с вышиваньем по краю и ровно легла на столе. Вазы уставились в ряд посередине, вокруг них рядками, одна побольше, другая поменьше, засияли протертые начисто рюмки, в стороне выпятил брюхо большой графин с полынной настойкой, в тарелках в прозрачном рассоле заюлили грибки хрусткими шляпками, а рядом с ними на большом круглом блюде задымился свежим парком бараний бок, облитый сочно свежей подливкой...
- Тише вы там, дьяволы, черти! - закричал барин на буфет.- Всю посуду у меня перекокаете!..
И по углам, слышит Петр Кирилыч, пошло: ш-ш-ш-ш!..
Смотрит Петр Кирилыч во все глаза и никого не видит...
Так было это всё удивительно Петру Кирилычу, что он свое удивление это барину высказать словами не нашел решимости, а так с выпяленными глазами и сидел, приросши к стулу и держась за него обеими руками: к самому носу ему на тарелку катятся с буфетной полки колбасные колесики, кто-то невидимый, рядом с ним, укладывает толстые ломти белого, как снег, ситника на большое, с заслонку, блюдо...
Онемел Петр Кирилыч от такого роскошества, всего такого и на самой богатой свадьбе не доведется увидеть, рот на всё это по простоте разинул и даже и не заметил, как у него под столом сами размотались калишки, на ноги сами наделись мягкие смазные сапоги, с плеч слез дырявый спинжак, а вместо него запахла нафталином и сундуком хорошего люстрина поддевка.
Смотрит на него Махал Махалыч и довольно смеется.
- Что значит сряда на человеке! Теперь на тебя, Петр Кирилыч, мои девки все глаза пропялят...
Осмотрелся Петр Кирилыч и сам себя не узнал: такого одеяния он с роду родов не нашивал...
- Эх, молодость! - опять говорит барин, не спуская глаз с Петра Кирилыча.- А я вот, старый шут, хоть как ни расфуфырься, а всё будут кости на улицу глядеть... Ну, давай-ка, Петр Кирилыч, выпьем теперь да закусим!..
- Ну уж, барин, и удивительно же! - говорит простодушно Петр Кирилыч, усаживаясь половчее на стуле.- Никто ничего не делал и всё, глядя, сделано!..
- Не удивляйся, Петр Кирилыч, в жизни ничему: всё удивление у людей происходит по их крайней дурости!.. Давай лучше хлопнем!..
- Слушаюсь, барин,- охотно согласился Петр Кирилыч...
- Разлей!
Стоят рюмочки, ручки в бочки, розовеет из вазы красными щеками скрижатель-яблоко, и сам графин сияет весь изнутри и переливается по краям цветистой радугой. Улыбается Махал Махалыч, глядит ласково на Петра Кирилыча, и в бороденке у него, словно для-ради смеха, смешно так торчат в разные стороны три седых волоска, три в одну сторону, три в другую, как... у кота.
- Кушай,- говорит он,- во славу божию... барский хлеб оттого и вкусен, что на мужицкой спине растет!
- Мужичок,- отвечает ему весело Петр Кирилыч, разливая из графина настойку,- для того и богом создан, чтобы барину утеха была... а как же иначе?..
- Правильно, Петр Кирилыч, правильно... понимающий ты мужик... только уж если наливать, так всем наливай... у меня этого добра хватит,- сказал барин, показывая ручкой на пустые рюмки, в которые Петр Кирилыч не налил, потому что с котом вместе их за столом всего было трое...
Глядит Петр Кирилыч: не успел он графина на прежнее место поставить, тянутся рюмки сами к нему под графинное горлышко, друг о дружку стукают, словно чокаются.